Где-то между Ростовом-на-Дону и Мариуполем, где-то во времена между революцией и войной, распологались рядышком два хутора. Один был населен русскими. Другой — украинцами. Разумеется, украинцы считали русских москалями. Или даже - кацапами. А русские украинцев — хохлами. Или даже — каклами. И, разумеется, периодически они дрались друг с другом «стенка на стенку». После драки они вместе и порознь пили водку и горилку, запивая это дело пивом (ибо были молоды, глупы и «цироз печени» считали заморским ругательством). После очередной яростной драки за одним общим столиком (называемом почему-то литературным) в шинкарне оказались русский по прозвищу «Самара» и украинец со странным именем «Пролив». Разглядывая с уважением друг у друга сбитые костяшки и расквашенные носы, они заказали выпивку, закуску и разговорились. - А ты видал, как я вашему Сайгоше джеб навесил? Три зуба, считай, долой. - Видал. Я б тебя аперкотом свалил, ежели ты б так же раскрылся, как когда пану Сайгону в челюсть съездил. - А я бы, ежели с тобой махался, хрен бы так раскрылся! - Во! И я про то! Ну, за благородное искусство мордобоя! - Ага, будем! Рюмка с водкой звучно тренькнула об чарку с горилкой. За соседним столиком сидели Москаль, Басмач и Антоша — русские. Или — кацапы. Кому как больше нравится. А через столик — Сайгон, Жетон и Совет. Украинцы. Или — каклы. Кому как больше нравится. - Чё-то Самара с этим каклом раскалякался — заметил Антоша. - Чё-то Пролив с этим кацапом разбачился — заметил Сайгон. Пролив же, лупанув сто пятьдесят горилки, затянул «Дывлюсь я на нэбо». Самара слов толком не помнил, но временами подтягивал в униссон. Потом запели «Как по Волге-матушке» - тут выводил Самара, а Пролив помогал с припевом. - Иш, спелись — Антоша яростно выплюнул самокрутку — слышь, мужики, пойду-ка я поближе подсяду, послушаю, о чём это они там шушукаются. Через пару минут Антоша вернулся. Он был крайне возбужден. Причиной возбуждения послужил не столь дружелюбный разговор между Самарой и Проливом, сколь терзающее Антошу чувство стыда — когда начиналось настоящее рубилово, он отходил в сторонку и кричал из-за кустов «Каклы — пидоры!», пытаясь убедить себя в том, что тем самым он вносит немалый вклад в общее дело. - Да они там такое... Они... Я вот всё записал, сами извольте удостовериться — Антоша протянул Басмачу и Москалю засаленную тетрадочку — Всё слово в слово записал! Я же — наш, русский, а не какой-то там Самара! «...Самара неоднократно выражал соболезнования Проливу по поводу поврежденной руки, то есть желал нашему врагу здоровья. Самара назвал Пролива человеком, хотя всем русским известно, что все каклы — пидоры. Самара улыбался Проливу, а ведь какл должен вызывать у всех русских не улыбку, а чувство лютой ненависти. Самара...» Басмач с Москалем нахмурились и переглянулись — обвинения были сурьезными. Увидев это, Антоша вновь метнулся к литературному столику: - Слышь, Самара, а слабо тебе Проливу прямо здесь и сейчас морду набить? - Да нет, не слабо. Просто нехочу - флегматично ответил разомлевший от водки Самара. - Ты сам для начала морду кому-нибудь набей, пассионарий хренов — съязвил Пролив. - А вот и набью! Ты — пидор! - А ты — дурак. Иди в жопу — лениво ответил Пролив — Так вот, Самара, ежели ловить крупного сазана, к примеру - кило на десять, то я бы тебе посоветовал... Антоша вновь ломанулся к Басмачу и Москалю: - Пролив меня дураком обозвал! И в жопу послал! А Самара ему морду не набил! Говорю вам, мужики — не наш этот Самара! Ох, поверьте, не наш! Мне и попадья Оксенья говорила — немчура этот Самара, в церковь не каждое воскресенье ходит. А ежели и ходит — то так, наверное, для виду. Шоб нам, настоящим русским, мозги запудрить! - Это так дальше оставлять нельзя. Нехай сам Самара внятно скажет — наш он или еще чейный! - медленно произнес Москаль, задумчиво разглядывая наколотый на вилку малосольный огурец. - Да может Самара прикалывается — попытался вступиться за Самару смуглый и черноглазый Басмач. Все таки они вместе с Самарой немало ушей пообрывали врагам родного хутора. - А вот мы и проверим сейчас. Ты вот что, Антошка. Ты дуй да и спроси у него — наш он? Али же — не наш? Антоша галопом вернулся к литературному столику. - Ну чё? Допрыгался, Самара! Вот и Басмач с Москалем говорят, что ты — не наш! Ты — предатель! Все наши это уже знают! - Антоша, ты чё, так быстро из жопы вернулся? - бросил через плечо Самара. - Так что, Пролив, судачка надобно брать руковицей, а то, не дай Бог, поколет своими иглами, ручищу разнести может... - Аааа! Самара меня в жопу послал — заорал на всю шинкарню Антоша — Не наш он, вот те крест! А еще говорять, что егойная Катька от Пролива... - Чаво? — мрачно обернуля Самара и набычился. - Ну... энто... как его... - Антоша трусливо обернулся на Басмача и Москаля. Те сидели с каменными лицами и смотрели в потолок — типа они не при делах. - Брешешь, пёс! - зарычал Пролив. Глаза его слегка налились кровью. Антоша на всякий случай отошел на два шага назад, поближе к Москалю и Басмачу. И, набравшись храбрости, пискнул: - Понесла она от Пролива. От этого какла-пидора! Москаль и Басмач продолжали делать вид, что «они не из этого трамвая». - Либо возьми свои слова обратно, либо в рыло словишь — необычно спокойно произнес Самара. - А ты ударь Пролива по морде — я тогда возьму свои слова обратно! - Отвечаешь? - Конечно, отвечаю! Я же мужик! Самара и Пролив переглянулись. И подмигнули друг-другу. В конце-концев они прекрасно знали способности друг-друга в мордобое и в данный момент хотели отдохнуть, а не продолжить мордобой. - Ну, давай — ухмыльнулся Пролив. Самара легонько ткнул Пролива в подбородок. - Ну всё, Антоша, я ударил Пролива. По лицу. Бери свои слова обратно. - Ааааа! Проливу не больно было! Я сам видел! Да они сговорились! Не наш Самара! Я ему за это сейчас морду набью! - Да! - внезапно очнувшиеся от своей деланной медитации, хором воскликнули Басмач и Москаль — Не серьезно как-то Самара Пролива треснул! Не по нашему, не по русски! - Стало быть, Антоша как мужик проотвечался. Пролив, ты точно ничё с моей Катькой не вытворял? - Сказал нет, значит нет. Я за свои слова — ОТВЕЧАЮ! - Ну тады — пошли они все в жопу! - ответил Самара и обернулся к Проливу — А ежели сома на квок, то лучше вдвоем. Сом — он зверюга непредсказуемая...
|