"Как долго я спал", сказал, просыпаясь, Иван-царевич.
Великий Митридант Пантикопейкин проснулся в преужасном расположении духа. Голова раскалывалась как спизженная неизвестно кем и черт знает кем РЫНДА, к которой он не имел ни малейшего отношения, НО, на вопросе об исчезновении которой, Митридат, в часы похмелья начинал буквально сходить с ума: - "Кто спёр рынду, суки ?" - с такого вопроса начиналось каждое нелёгкое утро для его холопов, приказчика, рехверенки и прочих водоносов. - "Не можем знать, ваше сине-самодур...., пардон, ваша светлость" - бормотали все как один. - "Выпорю всех, гундосил (уже пониженным, слабеющим почти фальцетным тоном) Митридант и принимался рыться в старых никому ненужных бумагах, (непонятно только что он там искал, словно хомяк в коробке с макулатурой) Следует пометить, что в младенчестве, точнее при рождении, Митридатку буквально вытащили из ведра с помоями, куда его нечаянно уронила вечно нетрезвая мамаша. Бабка же, увидев в данном событии высший знак, решила, что надо Митька крестить, но одумавшись, решительно передумала, (не по-божески будет такого нехристя крестить (оттопыренная нижняя губа (почти заячья)), неестественно-тонкая длинная спинка носа и оттопыренные уши, нервный тик с вечно отвисающей слюной с кончиков рта распугали бы прихожан любого храма, ну, а что сказал бы батюшка в таком случае - было бы понятно даже коню))))). Посему, быть Митридатке - иудеем, так было решено. Всё прошло почти без сучка, без задоринки. Правда, раввин был чуток не трезв в тот день, ну, ну, самую малость, особенно в момент обрезания, поэтому всё прошло почти без сучка без задоринки, не считая двух "синих слив", которые сначала повесили на фамильную рябину, но потом просто закопали. С тех пор Митридатка испытывал (особенно в часы похмелья) мучительные проблемы с голосом (по-просту говоря, часто фальцетил). Ну та, ладно. Чего ворошить прошлое. Не до этого. Сейчас же, голова трещала по всем швам, а во рту словно произошло крушение танкера с мазутом и прошёл табун лошадей с нукерами Мамая. Стеная и охая, он приподнялся и сел на постели - и тут же встретился с укоризненным взглядом рехверенки. "А... Дорогая... Что вчера было?.. И где Остапчук?..". Рехвер-ка строго посмотрела на него. "Напился ты вчера с гостем, Вадя, вот и не помнишь ничего. Еле тебя растолкали, горькой солью отпаивали, да мало дали, видно. А Остапчук ушёл утром. Книгу оставил. Очень он интеллигентный человек, за вчерашнее извинялся". "А... Ясно... Слушай, скажи приказчику, чтоб горькой соли ещё принёс, а то худо мне после вчерашнего". Выпив раствор горькой соли и умывшись ледяной водой, Митридатка сразу почувствовал облегчение. Он одел один из своих старых костюмов и вышел на улицу. Стояла ледяная свежесть середины осени, и Проливке стало совсем хорошо. Он вернулся домой, позавтракал, взял трость, пальто и направился на прогулку. Дабы его не узнали на улице, он нацепил старую шляпу и тёмные очки. Пряча голову в воротник, он прошёл по улицам и вошёл в ворота парка. Несмотря на раннее утро, там уже горели дискуссии. Митридаткин подошёл к одной из групп спорщиков. Некий студент, стоявший в центре, показывал окружавшим его обывателям статью и говорил: "Вот, посмотрите, почитайте. Продаётся в ближайшей газетной лавке. Очень правильные вещи написаны....". "Что ты мелешь, негодяй?!", - заорал Пантикапейкин, - "Что ты даешь людям читать?! Вот я даже и читать такую мерзость не буду! « "О, знакомый голос", - послышалось из толпы, - "Ты ли это, паршивый сказочник из офисного планктона на Синявке? Это что за маскарад, а? Думаешь - очки да шляпу нацепил - не узнают тебя? Да стоит тебе раскрыть свой поганый рот - тебя кто хочешь узнает! Что ты сюда ходишь да орёшь? Думаешь - слушать тебя станут, гунявого, да к власти допустят? Шиш!". "Это мы еще посмотрим, отродье ты лакейское, раб!", - гордо сказал Митридант, тряхнув головой. Очки подпрыгнули, открыв обывателям его надменный взгляд, а шляпа так и вовсе свалилась с головы. "Рот сперва с мылом вымой, а потом уж и говори", - был ему ответ. Говоривший вышел из толпы. Это был немолодой кавказец в потёртом пиджаке. "Прочь с глаз моих, раб!!!", - гневно заорал Пантикапейкин и нервно подпрыгнул рыгнув сивушным перегаром. Очки свалились с его носа. "И не смей что-то тут вякать в адрес Великого Сгустка Вселенской мудрости!!!" "О! Люди честные, посмотрите - цирк уехал, а клоуны остались!", - расхохотался Рамаз, - "Это ж главный клоун представление даёт! Он обычно мелким клерком в офисе работает, на самом старом ноуте - это я знаю, но только сейчас узнал, что он ещё и в цирке подрабатывает! Ха-ха-ха!". "Сам ты клоун!", - прошипел Проливкин, наливаясь кровью. Его лицо стало до того похожим на перезрелый помидор, что окружающие люди испугались, что он вот-вот лопнет. "Явление Вяликого Двуликого самопиарщика народу", - расхохотался один из обывателей, - "Просто восхитительно! Настоящий мужик, такого и паровым молотом не перебьёшь! Да как прыгает-то - его самого можно заместо парового молота на завод ставить!". "Отправляйся вслед за своим боссом - надеюсь, не забыл ты, Синий, как он кончил?", - спросил Водолей. "Да не хуже тебя кончил, холопское отродье!!!", - взбесившись, заорал Керчо и запрыгал точь-в-точь как паровой молот в цеху, - "Его за убеждения отгеноцыдили, а ты, раб, пашешь на богатеев газаноидов и пикнуть против них не смеешь!!! И ведь доволен ещё, убогий засратый холоп, урод!!!". "Что-то новенькое. Синий, так ты ещё и революционер?! Либерте, эгалите, фратерните, да!?", - таков был ответ ему от Барона. Синяк побледнел. Когнитивный диссонанс вновь потряс его остатки не до конца прОпитого разума. Он вспомнил про обещания оппозиционеров покончить с оранжево-синей сволочью. Мотя судорожно затрясся. Ведь Ян, придя к власти, наверное, приказал бы его расстрелять как опасного смутьяна (и идолопоклонника Юща в одном лице)! Трясясь от страха, Понтикопейкин быстро подобрал шляпу и очки и понёсся домой, уже не заботясь о маскировке... ...Вслед ему неслись раскаты гомерического хохота... . *Днём ранее (точнее - предыдущим вечером (также после неудавшегося митинга))*. Днём ранее, Великий Митридат Проткникопейский лежал в вонючей, грязной луже. Ругаться у него уже не было сил - перехватило дыхание от обиды и ярости. Хохот вокруг него всё не стихал. Митридант поднялся и заревел: "ЗАПОРЮЮЮЮУУУ!!!!". Хохот только усилился. Митридант повернулся и побрёл прочь, к своему поместью. У ворот его встретила толстуха Света7006. "Ой, батюшка, что ж с тобой случилось, что приключилось?!", - запричитала она. Митридант не сказал ей ничего. Он знаком приказал Свете следовать за собой. "Приказчик! Баню приготовь!", - крикнул Митридант. "Сию минуту-с", - услышал он привычный ответ. Пока Света помогала Митриданту снимать испачканную одежду, Митридант опять разревелся. "Опять меня обидели!!!", - ревел он, как корабельная сирена, - "Меня, Великого Митридант -а-а-а!!! Лакейское отребье ааааа!!!". Уже даже и холопы Митриданта за окном посмеивались в кулак. Даже они уже знали о преужасной славе, которую приобрёл их барин, и в его отсутствие сдерживаться не могли, даже зная, что ежели барин прознает - велит пороть на конюшне, да еще заставит любоваться портретом его дедушки в двухэтажном амбаре со стёклами, стоя на горохе в течении двух часов. После бани Митридант подобрел и разомлел. Он поднялся в обеденный зал, закутавшись в пушистый халат, и крикнул: "Приказчик! Прикажи подать суп из курицы заморской и полный графин водки с закуской! Столовых приборов на две персоны, рехверенка моя скоро вернётся!". "Сию-минуту-с", - ответил приказчик. Когда суп был готов, в обеденный зал вошла рехверенка, да не одна, а с неким молодым затюканным прыщавым человечком, одетым в поношенный костюм и нервно озирающимся по сторонам подобно зангнанному зверьку. "Mon cher", - сказала она Пантикапейкину, - "я сегодня познакомилась с одним интересным человеком очень либеральных взглядов, думаю, тебе будет интересно побеседовать с ним. Он продаёт книги, фамилия его Остапчук. Он хорошо знает тебя, mon cher, и сказал, что очень хочет с тобой увидеться, чтобы поговорить с тобой и передать тебе одну книгу безвозмездно". Человек в поношенном костюме учтиво поклонился. "Честь имею представиться, Остапчук, мелкий книготорговец", - несколько смущённо сказал он. "А я - Великий Митридат Пантыкопейский, самый храбрый офицер в мире, не сцавшый в Кабуле, кавалер всех орденов Быдлорашки и Виликой Укроины", - гордо выпятив грудь, сказал Митридант, - "Приятно познакомиться, мсье Остапчук! Рад вас приветствовать в моей скромной обители". И протянул руку, которую тот радостно схватил и затряс. "Приказчик!", - крикнул Митридант, - "Столовых приборов в зал ещё на одну персону, и поскорее". Ещё одна тарелка, ложка и вилка появились на столе как по волшебству. "Присаживайтесь, отужинайте с нами", - добродушно сказал Митридант. "Не откажусь-с", - ответил Остапчук. После сытного ужина рехверенка Митридантова (по совместительству – няня и сожительница немолодых лет, весьма потасканного виду (и такая же дурноватая, как и пан)) пошла к себе отдыхать, а Митридант и Остапчук продолжили разговор. Митридант разлил водку по бокалам и сказал: "Моя R говорит, что вы весьма либеральных взглядов. Да, нелегко жить в этой стране с такими взглядами. Вас, наверное, донимают цепные псы кровавого режима?". "Ох, мсье, донимают, да", - вздохнул Остапчук, - "Спасу никакого от них нет - мусором закидывают, насмехаются, а когда и бьют". Клятые газаноиды. Скорее бы пипец РФии. "О, я вас понимаю, мсье", - сказал Митридант, - "Ужасная страна, ужасный народ... А что за книгу вы мне принесли?". "О, дорогой керченский, это книга гуманиста и просветителя Бобы Стомахера", - сказал Остапчук, - "Эта книга как раз и посвящена ужасному народу Быдлорашки. Очень правильные мысли. Вот, взгляните...". Митридадд посмотрел на обложку книги. Там был портрет Бобы. И Боба с его тонкими чертами лица и страдальческим взглядом показался Митридатту похожим на икону божью - так Митридант застарел в своих пороках и заблуждениях. Митридат открыл книгу наугад. Ему попалась на глаза фраза - "Быдлорашкинцы - ужасный народ, они могут только пить и воровать. Это генетический мусор, который подлежит уничтожению, дабы не ущемлял свободу всех остальных народов". Митридант оторвал глаза от книги и перевёл взгляд на Остапчука. "Это замечательно, мсье!", - воскликнул он, - "Замечательно точно сказано! Знаете - давайте мы выпьем этот бокал за автора этой книги! Я слышал, он томится в застенках?". "О да, это ужасно", - Остапчук поник головой. Митридант и Остапчук выпили. Пили за автора книги, за его здравие, за его праведность, за своё драгоценное свободолюбие... Всего теперь и не упомнишь. Потому что одного графина показалось мало, и Митридант послал приказчика за вторым. Когда Митридант и Остапчук прикончили второй графин, они уже не стояли на ногах, лица их раскраснелись. Митридант рассказывал гостю самые сальные анекдоты, какие он только слышал в портовых кабаках, а гость неприлично ржал. Митридант хлопнул его по плечу, предложив гостю называть Митридада просто – Вадей, можно Вадюшей, как его называли дорогие друзья, а затем заплетающимся языком принялся декламировать стихи: "Сижу за решёткой, В темнице сырой Вскормлённый в неволе Орёл молодой!" Дальше Митридант не смог вспомнить, и пробормотал: "Прости, дружище... я дальше не могу... я пьян". И тут вдруг Митридата осенило. Он пьян! И гость его тоже пьян! А ведь в книге было сказано, что русские - пьяницы и генетический мусор! "Слушай", - пробормотал он Остапчуку (который к тому времени назвал свой подпольный псевдоним - Жеtон, - "Это что ж - ик! - получается? Мы вот н-напились - нас что, тоже уничтожить надлежит?". "Нееее!, - Бляшкин махнул рукой и икнул, - "З-запомни, Вадька, пьёт быдло, а мы -ик! - ум, честь и совесть нации - только в-выпиваем! Мы и напиться можем, но пьяницами нас считать никак н-нельзя!". Затем голова его поникла, и он громко захрапел. Успокоенный таким глубокомысленным замечанием, Митридант тоже задремал, и скоро храп двоих толерастов стал настолько силён, что разносился по всему дому и сотрясал своды обеденного зала. В залу заглянула разбуженная храпом рехверенка... ...Но даже её крик: "Ах, скоты, надрались! Вот я вас!", - не разбудил бражников-крамольщиков. ..... Возможное продолжение возможно последует.
По бокалам-писал бы уж лучше-по тазикам. 111111111111111 Так то ж геноциды. У вас всё не как у людей. А в след раз ты и будешь из тазика пить, а потом из корыта. Ты же быдло. Не привыкать.
Неожиданный сюрпрайз, Паршин! Читается легко и Керченский тут у тебя с характерными проявлениями. Тока не бранись и маты не пользуй. Ну, зачем? Когда можешь соверешенно по-другому мысли выражать.